Ита-а-а-ак! Пф-ф-ф представляет
Название: пока что "Охота"
Саммари: дружба она возникает иногда на пустом месте. Текст весьма забавный, в одном моменте умильно-трогательный, но подтекст искать не имеет смысла!
Персонажи: Тьелкормо Туркофинвэ, Куруфинвэ Атаринке, Куруфинвэ Феанаро, Нэрданэль Махтаниэн, Хуан, Финарато Инголдо и-и-и-и-и Морьофинвэ Карнистиро.
читаем-с
Охота
Откровенно и чистосердечно маясь со скуки, в данный момент на диво покорный Куруфинвэ Феанаро подпер подбородок рукой и вперил безрадостный взор в окно. В единственную часть покоев, где не была видна кипучая деятельность его жены – только слышна.
Махтаниэн кроила (а точнее проводила очередную примерку, но Мастер от портновской терминологии был неизмеримо далек) праздничные костюмы. Пятерых «невозможных упрямцев» она уже одела, и осталось самое сложное – придумать платье достойное жены старшего принца. И это не смотря на то, что платье как таковое уже было распято на манекене, в угловатых формах которого Куруфинвэ с грустью распознал свой любимый стул, а в пикантных округлостях иных – не достававшие с утра реторты и сообщающиеся сосуды.
Он ненавидел такие моменты, потому что любимая и мудрая женщина, становилась вспыльчивой, заговаривающейся и повернутой на идиотской моде теткой?! И еще – Куруфинвэ совершенно не понимал половины слов, которыми так и сыпала дражайшая половина – поясок, обметка и хлястик - были неуловимо знакомы, но все остальное – буфики, подол с запахом, вырез и не приведи Эру, что-то совершенно невообразимое – де-ко-льте. Все это вместе и по отдельности заставляло волосы Мастера шевелиться, а мысли принимать совсем уж мрачный вид. Хоть одна отрада – окошко во внутренний дворик, где тоже начиналось что-то интересное.
Сначала возле свежевскопанной клумбы появился Хуан, на удивление тихий и спокойный, если даже не сказать – настороженный. Что было с псом в те редкие моменты, когда он пытался спрятать от отца своего хозяина какой-либо продукт их с владельцем успешно-разрушительной игры. Хвала Валар, в последнее время таких происшествий происходило все меньше и меньше, и все благодаря тому факту, что Третий сын теперь мог, а точнее имел высочайшее родительское дозволение свободно разгуливать по лесам, граничащим со столицей. «Но только в районе действия осанвэ!» – стальным голосом ниспровергла сыновьи надежды на серию розыгрышей безропотных тэлеро Нэрданэль. «Вот за что я ее люблю, так это за ум» - умиленно подумал Феанаро, с ужасом оглядываясь и запечатлевая в сознании встречу слишком длинного подола с гигантскими и вводящими в оторопь ножницами. – «Мама забери меня в Лориэн», подумал Мастер и дал себе зарок не оборачиваться, пока не позовут.
Следом за Хуаном, так же на цыпочках, по мраморным плитам резвым козликом проскакал и Турко, оглядываясь реже своего питомца, но виртуозней замирая при каждом подозрительном шорохе. Мордашка Третьего была разукрашена какими-то разводами, в волосах живописно «набились» веточки и трава.
Если бы он не направлялся на охоту (о чем говорил колчан стрел, лук и вообще, куда еще мог идти этот ребенок?!) то опять был бы засажен за написание строчек мелом на графитной доске под чутким отцовским взором – «Я не должен выглядеть, как дикарь». Кто такой этот самый «ди-карь» воспитуемый понимал плохо, а воспитатель откровенно путался в смутных воспоминания, связанных с рассказами своего отца о далеких землях на Востоке. Но прогресс был на лицо – после таких экзекуций Тьелкормо несколько дней являл себя миру в нарочито чистом и опрятном виде. Пугая тем самым общественность.
Но тут задняя дверь оглушительно хлопнула и пред светлые, хотя весьма недовольные очи брата, выкатился Курво. Выкатился в буквальном смысле – коварный тапочек запнулся о своего сородича и длинноногий, но весьма еще не ловкий мальчишка кувырком покатился по пыли.
На Турко было жалко смотреть – он скуксился так, будто отведал пирога испеченного Нэльо, но против отцовского ожидания не стал помогать павшему брату, а взял себя в руки и холодно обернулся.
Атаринке таким приемом было не испугать – «весь в меня» – умилился Феанаро, уже почти приникнув к стеклу. Мальчик отряхнулся, покорил обувку и, надувшись, встал возле брата, что-то ему при этом выговаривая. Турко все круче и круче поднимал - изламывал брови до поры, до времени помалкивая, но на последний и явно проигрышный довод младшего язвительно расхохотался, поддернул сползший ремень от колчана и ушел не оборачиваясь.
- Чего это он? – оказавшаяся за широкой спиной мастера, Нэрданэль торжествующе и гневно выдохнула и в течение пятнадцати минут велеречиво распиналась о том, что некоторые Перворожденные субъекты должны уделять большую часть своего драгоценного внимания детям. И что последние не должны восприниматься, как жучки в стеклянной банке, и что у их поведения есть глубинные объяснения и первопричины. И вообще ребенка надо воспитывать, а не думать, что из него что-то само вырастет. На этой сентенции недавно согласно и рассеянно кивавший Феанаро возмущенно вскинулся и начал привставать со стула.
- Погоди-погоди! Из всех наших детей пользу приносит только Турко! А все остальные, кому позволено либо самому выбирать свой путь в жизни, либо служить творчеству… - подвергать счастливое отрочество Майтимо, не менее счастливое детство Атаринке и активно проклюнувшийся талант Макалурэ опасности Нэрданэль не решилась. Поэтому примирительно подняла руки, кивая в сторону окошка.
Младший отпрыск насупился еще больше и часто-часто потирал рукавом рубашки нос – в общем, выглядел совершенно расстроенным, но упрямо пытался не подавать вида – «надо будет пацана в мастерскую позвать что ли, ну, когда сам там появлюсь »– подумал Феанаро, все-таки переспрашивая.
- Так что все-таки произошло?
- Курво взял у Тьелкормо лук – пояснила жена – на посмотреть.
- Я-я-я-ясно, - протянул самый понятливый в мире отец.
Юный Атаринке таким образом уже успел избавить отца от половины инструментов, мать от любимой прялки, даже лютне Кано досталось, а теперь вот святая святых – оружие Турко.
- Они помирятся? – с любопытством осведомился Феанаро.
- А то – хмыкнула Нэрданэль – Курво в тебя же характером пошел.
- Мэлль…
- Вот смотри, если я к рукаву пришью эту оторочку, как будет, красиво?
- И вот ведь пристал, мелкота… Возьми, да, возьми, ты же обещал, возьми, а то я на тебя папе нажалуюсь – и этот туда же! Еще один жалобщик на мою голову. – ворчал Турко, сбивая длинной палкой крупные бутоны одуванчиков. Хуан сочувственно посапывал, не покидая своего почетного поста сбоку от хозяина, даже для того, чтобы шугануть пробегавшего мимо кролика.
- И еще смотрит на меня! Нет, сломал мне лук и еще пялится. Ух, была бы моя воля, накостылял бы я ему по… по… по наглой физиономии! Или по … чему другому, чтобы не повадно было! – одуванчик закачался на тонкой ножке, но отказался лишаться головы от такого пустяка. Тьелкормо осекся, а дипломатичный волкодав одним движением головы сцапал непокорное растение.
- Только и может, что под маминой юбкой отсиживаться. Трус! Мелкий и противный! И чего он ко мне привязался? Шел бы к старшим песенки петь, да с нисси болтать. Малявка… - Турко зло отшвырнул палку в сторону, встрепал шерсть на хуановом загривке и сгинул в тени леса, мечтая забыть о мелкоте и ее общей бесполезности.
Курво со своей обидой справился скоро и относительно легко (не будем обращать внимания на мокрые рукава и припухший нос. Это дождь. Ну, или простуда, но ни в коем случае не слезы!), но этого было мало, чтобы отвязаться от Тьелкормо. Наоборот, обидное заявление – «так, иди и жалуйся, папенькин сынок» – пробудило в мальчишек жуткое желание доказать старшему брату, что он не трус и не слюнтяй.
Воображение услужливо подбросило пару картин героического спасения Турко от чего-то бесформенного, темного, многоногого и жутко пугающего (приблизительно от того самого, что выползает из-под кровати и вынуждает искать спасения, то есть компании, в родительской постели). Брат признается, что был не прав и торжественно объявляет Куруфинвэ – младшего героем.
Мальчик тряхнул головой и, поспешно оглядываясь (отец стремительно спрятался под подоконник), приспустил вслед за братом осмотрительно обещая, что если сразу не найдет его, то тут же вернется домой. И поможет Нэльо печь блины.
День не задался с самого начала – все силки были либо сломаны крупным зверем (судя по отпечаткам, какой-то кабан долго и упорно танцевал на них), либо пусты. Поймать кроликов и пару перепелок помешала не вовремя хрустнувшая под ногой ветка. Куропатку, мирно дремавшую в изножье дуба, мило разбудил взволнованно тявкнувший Хуан.
- Да, что же это такое!!! – взъярился Турко, с размаху пиная воздух, и совершенно неосмотрительно задевая при этом мшистый древний пень. За последующие три минуты Тьелкормо было бы очень стыдно, если бы рядом оказалась мама, ну или кто-нибудь из незнакомых старших. А папа бы понял – он сам сказал что-то вроде этого, когда Кано уронил ему на ногу пачку своих последних стихотворений, в которую по какой-то ошибке затесалась некогда пропавшая из мастерской заготовка для статуи.
Выговорившись, Турко отрывисто свистнул Хуану и похромал к скрытому за кустом распадку, надеясь хоть на оленьей тропе кого-нибудь встретить. Ну, или хоть что-нибудь…
Курво, нагнав брата, мгновенно залег в кустах, встретившись нос к носу с каким-то крайне неприятным жуком – именно на судорожное копошение отползавшего эльфенка Хуан и среагировал. А после тирады Охотника Курво как-то поостерегся являть себя миру, выжидая более удобного случая. Замешкавшись, выдирая из густого соцветия свою мятежную обувь, Курво запоздало понял, что разъяренный Тьелкормо куда-то делся. Причем тихо, беззвучно и очень быстро.
Побродив по лесу и упорно отгоняя мысль о своей потерянности в пространстве, Курво решил, что Тьелкормо, наверное, пошел домой – мальчик обернулся к кустам, из которых по своему представлению вышел, сделал к ним шаг, другой и замер. Навстречу к нему, но пока незримо, но при этом, утробно порыкивая, кто-то брел. Прямо таки шел на пролом. Из чего следует, что кто-то очень большой и страшный – Турко как-то говорил, что видел краем глаза медвежьи следы, да и волчьи попадались, но до этого момента Атаринке особо не задумывался, что в лесу кроме добычи, могут водиться и хищники.
- Мама, - пискнул он севшим голосом, развернулся и быстро-быстро побежал прочь, отчаянно крича (на самом деле хрипя и сипя).
Барсук вопросительно хрюкнул, высунул рыльце носа из зелени, шумно вдохнул-выдохнул и побрел дальше по своим делам, не догадываясь о произведенном фуроре.
На тропе тоже было пусто и тихо, ни тебе свежих следов, ни случайно забредшего детеныша или важенки.
- Кажется, не стоило нам сюда приходить, - процедил Турко, присаживаясь возле устало разметавшегося в траве Хуана. – Сейчас передохнем и домой пойдем. – пробормотал он откидываясь головой на теплый шерстяной бок и задремывая.
Бежал Курво на удивление быстро и легко – перепрыгивая через пни и подныривая под поваленные стволы, при этом перепуганный мальчик не обратил внимания на то, что лес перестал быть светлым и шумным, что вокруг потемнело от непроходимого ельника, махровыми лапами тянувшегося к перепуганному Атаринке.
Но тут его нога предательски поскользнулась на осклизлом, почти вросшем в землю стволе, ее предательски обожгло огнем и Курво, запнувшись, слетел в какую-то яму. Боль помогла справиться с затрудненным дыханием, и лес содрогнулся от оглушительного
- А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!!
- А? Что! – бормотнул Турко, резко вскидываясь, и ошалело закрутил головой. Сидящий рядом Хуан встревожено смотрел в сторону Заповедной Пущи, в которую Тьелкормо по странному стечению обстоятельств было запрещено заходить до сих пор. Да и сам он не горел желанием там околачиваться после трех неудачных попыток – благо, что ничего такого пугающего и интересного там не нашел. Просто старый и темный ельник – пугалка для тех непослушных деток, которым простого родительского – «только попробуй туда сунься!» – было мало.
Тьелкормо воспитательно–карательные меры терпеть не мог и с самой зари сознательного возраста научился виртуозно скрывать свои шалости, родительскую бдительность усыплять и просто. Не попадаться. Ну и вовремя строить невинную и очаровательную мордашку.
Хуан настороженно тявкнул, предупреждая неведомого, но отчаянно голосившего зверя, что рядом с ним находиться весьма вспыльчивый и поднаторевший в охотничьем ремесле мальчишка, почти юноша, и он не побоится пустить его в ход.
Эхо еще некоторое время покидалось страшными звуками, но потом все стихло, смолкло и в наступившем безмолвии явственно прозвучал ропот голодного желудка.
- Знаешь, мы завтра туда сходим – посмотрим что там и как? – все равно без факела, вечером в те чащобы Турко соваться не собирался. Да и не было желания пропускать ужин из-за такого пустяка – мало ли что послышится?! Отряхнув спину от серой шерсти, Турко потянулся и, позевывая, побрел к опушке.
Атаринке с трудом, но все-таки нашел то положение, в котором его голень не отзывалась острой, прошивающей мозг насквозь, болью. «Наверняка перелом», подумал мальчишка, сверля взглядом опухшую конечность и изредка хлюпая носом. Яма была такой глубокой, что сам он не мог выбраться. Кричать Курво побаивался – в эдакой глуши на истошные вопли может еще и волк прийти. Поинтересоваться как дела. Поэтому, скорчившись на пятачке сухой и пока что теплой земли, мальчик со все нарастающим ужасом оглядел наступающую чернильную мглу, а вместе с ней и холод. Так хотелось спать и есть, ох, если бы только он не был таким дураком…
- Турко-о-о-о-о – жалобно протянул Курво, чувствуя, что предательские детские слезы вновь подбираются к глазам. – Мне страшно-о-о-о. Ты вот приди, пожалуйста. Можно не прямо сейчас, но минут через пять.
Всхлипнув, Атаринке замолк, накапливая силы и одновременно борясь со сном, естественно, безуспешно.
Выбравшись на проторенную тропинку, Турко насвистывая пошел по ней, прикидывая, что жизнь не такая дрянная штука, но вот что-то все-таки отравляло ему настроение. Так мерзко и однотипно зудело, как комар-переросток. Самое идеальное было бы сейчас встретить кого-нибудь из нежелательных знакомых. И.. Ему повезло – навстречу шел Финарато, мило принюхиваясь к только что сорванной ромашке.
- О! Тьелко! – третий феанорион мысленно зарычал, но все-таки выдавил более-менее удобоваримую улыбочку. – Какими судьбами? – осведомился Инголдо, прилежно складывая сорванные цветы в корзину. «Бе-е-е-е, пакость какая, ему бы еще волосы завить и в платьеце обрядить – совсем от нисси не отличишь».
- Да так… - Турко знал, что Инглору чаще всего собеседник как таковой и не нужен. Папа даже предполагал, что если их с дядей Арафинвэ запереть в пустой зале, то они как минимум три часа будут разговаривать с эхом.
- А ты представляешь, иду себе никого не трогаю…
- … цветочки собираю…
- Ты тоже? – непосредственно удивился Финарато, - А что-то не видно… зачем тебе?!
Турко возвел очи к небу и ухмыльнулся.
- Не скажу.
- У, ты какой! – насупился Инглор и тряханул головой (ну совсем как девчонка) – а я тогда не скажу, кого видел!
«Бедный медведь» - сочувственно подумал Тьелкормо, представив оторопь косматого зверя, когда, вместо малинки или хотя бы пирогов, его угостили пронзительным визгом. Да еще и не девчачьим. На век теперь заречется косолапый вечером в странно шевелящиеся кусты соваться. А этот индивид, небось, еще и корзинкой по морде надавал.
- Вот ты представляешь, как врезался, так ни здрасьте - как дела, а сразу – где Турко?!
- Чего? – опешил Третий. Нет, слава это почетно, но чтобы медведи знали имя. Это как-то слишком – то бишь приятно конечно, но оторопь берет.
- Да, младшенький твой! То есть брат твой! Я только в лес вошел, так он налетел и умчался.
- Куда?
- А мне почем знать? К тебе, наверное, а вы что не встретились?
- Когда?! – Турко чувствовал себя идиотом.
- Ну, часа два назад. – Инглор явно желал куда-нибудь уйти, но долг болтуна и сплетника запрещал это делать.
- С КЕМ?! – рявкнул феанорион, чувствуя как его fea медленно, но верно скукоживается и закипает.
- Тьелко, ты, что ушибся головой? – упер руки в боки Финарато – С Куруфинвэ! С твоим младшим братом!
- Ой, мама… - простонал Тьелкормо, отворачиваясь. Так вот почему Хуан медлил и всячески порывался продолжить «прогулку». И кричал наверное Атаринке. Эру всеблагой, что же теперь делать-то?!
- Нет, твоей мамы я тут не видел. Да и с чего бы ей тут быть – она же вроде наряды для праздника шьет. – размышлял Финарато. – Стой, Тьелко! Ты куда?! Да погоди – объясни хоть что нибу-у-у-у-удь! – во взоре арафинвиона горела жажда новых знаний – иными словами слухов и плохих новостей. Но Турко уже его не слушал, во весь опор мчась вглубь леса.
- Ту-у-урко-о-о-о-о – безнадежно провыл Курво, все сильней и сильней хлюпая носом. Сон резко кончился – подвернутая нога дала о себе знать, да еще, мальчик осознал, что продрог до костей. Полумрак, висевший над головой, казалось, сочился влагой, медленно, но верно заполняющей яму. «Значит, не съедят, значит, утону» - с какой-то обидой подумал Куруфинвэ, и тут его взяла настоящая перводомская злоба за такую бесславную кончину. Что он какой-то мокрозадый тэлеро, что ли? Вот он сейчас приподнимется, встряхнется и как…
- ТУ-У-У-УРКО!!! – грянуло из ямы, да так, что с ближайших елок сдуло всех нервных сов, да, и морально устойчивым белкам досталось.
Кстати, от участия первых в «разговоре» у Атаринке весь разжегшийся было горделивый пламень тут же сдулся, а от гневного стрекотания грызунов, мальчик так перетрухнул, что дальше издавал только подозрительно похожие на плач звуки.
Оступаясь на внезапно изменивших тропах, Турко перебирал все возможные маршруты, по которым могло носить Атаринке. То есть, Тьелкормо безуспешно пытался убедить себя, что младшего брата ни в каком виде нет в Заповедной Пуще – получалось плохо и безуспешно. Не кстати вспомнились и многочисленные коварные болота, встречавшиеся там, глубокие и протяженные овраги, а так же близкое соседство с волчьими «угодьями». Да, мало ли какого шатуна туда могло занести?! А тут, нате, гости дорогие, угощайтесь – маленький перепуганный мальчишка семи лет отроду. Турко зло рыкнул на выкатившегося под ноги зайца – лопоухий зверек испуганно пожевал нижней губой, свою ошибку понял и мгновенно закатился обратно под куст.
- Ищи его, Хуан! След! – рявкнул Турко, подталкивая пса вперед.
И тут пошел дождь – злой, яростный, сплошной стеной – Тьелкормо взвыл от безысходной злобы. Запахов больше не было. Следов тоже. Бестолково крутящийся на месте Хуан был тому живым подтверждением. И надо бы спрятаться от греха под какой-либо елкой, но просто так ждать нельзя. Нужно пытаться, постараться выцарапать хоть какую-нибудь надежду. Не вовремя вспомнилось, что никто из уважающих себя хищников в такую погоду не охотиться, значит, Атаринке ничего не угрожает. Пока.
- Ну что ты смотришь на меня?! – взъярился он на понурившегося Хуана. – Надо продолжать искать! – и подавая упрямому (по его мнению) псу пример сам пошел вперед.
- Курво-о-о-о, – крикнул феанорион, мало на что надеясь. Вода застилала глаза и кажется впитывалась не только в одежду, но и под кожу. «Вот сейчас упаду и от меня останется только большая такая лужа» – невесело подумал Турко, чувствуя, как вместе с закономерным холодом приходит усталость и сонливость. – Где-е-е ты-ы-ы-ы?
- Турко? – юноша даже подскочил на месте, оглядываясь – Это правда, ты?
- Нет! – воскликнул Третий, бестолково озираясь и возмущенно хлопая себя по ноге – Я большой и серый волк! Решил с тобой поболтать, перед тем как сожрать! – мудрый Хуан, в отличие от хозяина, тут же сунул морду в овраг, за что и был награжден истеричным воплем перепуганного мальчишки.
- Ту-у-у-у-у-урко!
Юноша перестал ломать комедию и, не успев толком задуматься, сам спрыгнул в яму, по колено, провалившись при этом в воду. Взъерошенного, отчаянно ревущего Атаринке («надо деда спросить, папа что тоже так плакал?»), скорчившегося на крохотном пятачке земли охотник обнаружил сразу. Подскочил, сгреб в охапку и успокаивающе похлопал по спине.
- Тьелко... Тьелко... – «и этот туда же, а еще родственник» - Тьелкормо! – Атаринке разлепил глаза, взглянул в разъяренно-участливое лицо брата и прекратил захлебываться плачем. «Глупая малявка» - подумал Турко, тем не менее, сбрасывая с души огромный такой булыжник и расслабляясь.
Мальчишка вцепился в мокрую рубаху Тьелкормо, как клещ, и, трясясь от плача и холода, заговорил куда-то в его плечо.
- Я д-думал, т-ты уже н-не п-придешь. Б-бросишь м-меня т-тут.
«Глупенький» - с неожиданной теплотой подумал Турко, этой самой теплоты испугался и деланно беззаботно хмыкнул.
- Бросишь тебя тут, как же - половину леса своими воплями разогнал. Хотя-я-я-я. – «задумчиво» протянул он.
Курво на эту провокацию не ответил, только крепче обнял брата за шею и часто-часто задышал, будто всерьез опасаясь, что его вот прямо сейчас и бросят.
Турко почувствовал себя полным идиотом, крепче прижал к себе мальчишку и полез наверх. Из-за лишнего груза выбраться сразу не удалось, но Тьелкормо понимал, что Курво от него в ближайшие часы просто так не отлипнет.
Переждать бурю решили под самой раскидистой елкой (то есть под ней уже сидел весьма довольный собой Хуан, а Турко Атаринке туда просто отнес) бывшей видимо бабушкой, а то и прабабушкой остальным деревьям в округе. Под ее лапами было тепло, темно и сухо – отослав Хуана собирать валежник, годный для костра, Турко не без труда выпутался из братских объятий и придирчиво осмотрел раненую ногу.
- Ничего страшного, мама тебя вылечит. Ты уж прости, но я так умаялся, что просто никак и…
Атаринке убедился, что его мучить больше не будут и ничтоже сумняшеся, шустро, как самая настоящая ящерица, скользнул брату на колени, большими тревожными глазами вглядываясь тому в лицо.
- Ты же меня не бросишь?
«И что тут скажешь? Этой маленькой занозе сейчас не соврешь – все чувствует. А, правда – ее и самому-то толком не осознать, хотя на много больше лет живу под светом Деревьев. Но прочная связь уже натянута меж нами, ее не разорвешь неосторожным словом, не обратишь произошедшее в шутку, не отмахнешься. Да и, честно говоря, совсем не хочется...»
- Никогда.
Домой они вернулись вместе – мокрые, в задубевших одеждах, одинаково простуженные. У Тьелкормо на лице было написано все, что он думает о своем восторженно посапывающем грузе. У Курво мордашка была зареванная, но сдержанно-счастливая и он деловито копошился в волосах брата, выбирая оттуда всякий сор и пакость. Надо заметить, что стоило мальчишке замереть, как старший тут же, как бы невзначай, поднимал взгляд наверх и удостоверялся, что весь личный состав в сборе.
Физиономия третьего путешественника была не столь довольная, но, тем не менее, заботами не обремененная – подумаешь, колчан и лук, да пару удачно подвернувшихся зайцев на спине тащит. Хорошо, что хоть мальчишку хозяин сам несет, хорошо кстати несет. Заботливо.
О! Родители хозяина. И братья. А чем же они недовольны?
- То есть ты, без спросу, убежал за старшим братом в лес. Заблудился, потянул лодыжку и вымок под дождем?! – обличительным коршуном носился вокруг выставленных в рядок кресел Феанаро. Курво, почти неразличимый под тяжелым пледом, сокрушенно посапывал носом и молчал.
- А ты – отец вперил взгляд в соседнее кресло – никого на помощь позвать не удосужился? Полез сам спасать? Вымок до нитки, простудился. И – отцовствующий нолдо сделал значительную паузу – был там, где тебе не положено?
- Но…
- Встать, когда я с тобой разговариваю! – Куруфинвэ-старший заметил, как на своем месте дернулся Атаринке, но перевел взгляд на побледневшего подростка и нехорошо сощурился.
Сработало – Тьелкормо тут же подобрался, вперил в отца взгляд, прямо говорящий об отсутствии какого-либо раскаяния. «Ишь ты, шельмец, еще и ноздри раздувает. Глядишь, и сожжет взглядом на месте» - с толикой отцовской гордости и не без самолюбования отметил Феанаро и осведомился.
- Так что, правильно я все перечислил?
- Д-да – твердо ответил Турко. Куруфинвэ-старший хмыкнул, покровительственно встрепал светлые волосы Третьего и щелкнул его по носу.
- Ну и молодец! Хоть одного сына воспитать смог. Но смотри – еще раз младший без тебя в лес сбежит – не пожалею, семь шкур спущу! – понаслаждавшись некоторое время видом двух вытянутых мордашек, Феанаро хотел сказать еще что-то, но из соседних покоев раздался приглушенный вскрик, потом падение и звон.
Все трое подорвались проверять, что произошло – в комнате, из которой Феанаро малодушно сбежал, прикрывшись сыноспасительной беседой, царил первозданный хаос. Манекен интриговал своими скособоченными формами, ошметки ткани летали по воздуху, а посреди всего этого стояла Нэрданэль и придирчиво обмеряла талию кусочком тесьмы. Судорожно как-то и нервно.
- Д-дорогая, что произошло? – ужаснулся Феанаро, осторожненько поднимая и пряча за спину одну из колб.
- Да, так, – передернула плечами Махтаниэн, вздыхая – платье никуда не годится.
- Но почему? – Феанор шикнул на две любопытные физиономии и стал носком сапога подтаскивать к себе любимый стул. – Миленький же, как ты говорила… вазон?
- Фасон, Феанаро, фа-сон. – Нэрданэль повернулась к нему и потрясла перед носом отрезом тесьмы – но через два месяца я в него не влезу.
- К-как?!
- У нас будет ребенок, Куруфинвэ Феанаро!
Сдавленное «м-ма-а-а-ма» и падение лидера Первого дома Турко и Курво слышали прекрасно, как и предыдущее известие.
- Знаешь, что это значит? – хитро-хитро улыбнулся Тьелкормо.
- Ребенка принесет орел Сулимо и у него можно будет выдернуть пару-тройку перьев?! - Курво восторженно чихнул и помотал головой.
- Кто тебе сказал такую глупость? – опешил Третий и замахал руками – Да, нет, забудь! У тебя будет свой младший брат! А у меня целых два! – рассмеялся он.
Хуан радостно загавкал и заскакал вокруг них, пока не подозревая, что совсем скоро его опять будут тягать за хвост, дергать за усы и кататься на нем, как на лошади. Ну, до определенного возраста конечно.
Этого по сути не стоило знать и двум случайно и так удачно подружившимся мальчишкам. Зачем им раньше времени радоваться о том, что их совсем скоро станет трое?